Сан Саныч Калоед был тем, что по определению называет средним классом. Худой и в очках он работал инженеришкой на одном провинциальном производстве. С детства его били, но своей фамилией он продолжал гордиться.
    - В этом есть какой-то внутренний смысл, шарм что-ли…, - говорил он обычно новым знакомым. На работе над ним издевались, причем все поголовно – кто кнопку на стул подложит, кто пакетик с обеденными объедками в стол засунет (подарок от зайца). Но особо неистовствовал зам отдела – упитанный крепыш, напоминающий немецкого бюргера с похотливыми усами. Когда никого рядом не наблюдалось, он всегда норовил влепить Сан Санычу ногой под зад. Это он называл «в футбол поиграть» и иногда отписывал Калоеду такого «крученого мяча», что у него потом неделями болели яйца.
    Так вот… Утром, как обычно, Сан Саныч встал, прополоскал рот, выпил кефира с булкой, пукнул на дорожку и засеменил на работу. На ближайшем повороте иномарка окатила Калоеда грязью с ног до головы, а лица кавказской национальности, сидевшие в ней, мило улыбнулись.
    - Суки, - прошипел сквозь зубы Сан Саныч. Вообще, он был человечком стеснительным. Ему пару раз предлагали поменять работу на более перспективную, но по непонятным для самого себя причинам Калоед наотрез отказывался.
    Выйдя из-за угла дома, Сан Саныч был сбит сильным порывом ветра на клумбу. Две школьницы, проходящие мимо, звонко засмеялись.     - Что ржете, сволочи! - взвыл Сан Саныч. Школьницы засмеялись еще громче и весело убежали. Поднимаясь, Калоед высокомерно огляделся вокруг.
    - Ну, да, - сказал он про себя – я должен быть снисходительным к этим… Я же интеллигент! Личность и особенный! Не пойду сегодня на работу!
    Резко развернувшись, Сан Саныч судорожно побрел в неизвестном для себя и пролетающих мимо духов направлении. Окончательно пришел в себя в центре и зашел попить кофейку в кафе. Продавщица, недоверчиво взглянула на его испачканный вид.     -Шмакодявки на машине обрызгали, – злобно ухмыльнулся Калоед, - но я им дал чертей.
    Выпив четыре чашки кофе и екнув сердцем, решил порадовать родителя.
    Папанька его был выжившим из ума старичком, живущим в благоустроенной двухкомнатной квартире возле фонтана. Из своей пенсии на еду тратил жалкие копейки и только на хлеб и сахар. По помойкам собирал смердящие остатки продуктов и эксцентрично раскладывал их у себя на подоконнике. Заводившихся мошек бережно давил и варил из них супик. Тараканов обычно жарил с сахарком. А летом вообще для него был рай. Мухи, мотыльки, десятки видов насекомых… Э-эх! Зимой в ванной выращивал мокриц. Считал себя истинным полувегетарианцем, а однажды, решив оправдать свою фамилию, попробовал свои фекалии.
    В это время у Сан Палыча была соседка – Нинель Герасимовна, интеллектуально близорукая, но по жизни костляво-цепкая. Зашла она, что называется, в гости, но задним умишком хотела отхапать квартирку соседа и, проломав стену, заделать себе трехкомнатную.
    - Бог любит троицу, - все приговаривала она перед сном вместо молитвы, а где-то в дальне-заднем уме уже всплывала новая мысля по поводу еще одной двухкомнатной квартиры справа.
    Народную мудрость о том, что бог умен и пятак тоже любит, костлявая Нинель знала, но к этой молитве считала себя недостаточно инициированной. Даже сам процесс завладения еще не был обдуман, упование акцентировалось на случай и авось.
    Так вот, когда она, будучи у Сан Палыча, делала третий глоток чая, раздался до омерзения знакомый звонок и через пару минут Сан Саныч присоединился к чаепитию, поминутно и с возбуждением рассказывая об избиении им трех грузинов, обрызгавших его грязью.
    - Я еще и школьницам уши надрал, - добавил Калоед младший, - чтоб знали, как над высокопоставленным чиновником смеяться.     - Правильно, сынок, – поддержал его Калоед старший, - баб нужно в узде держать, и малых и старых. Камень в огород Нинель был, как обычно, ею пропущен. Она лишь по-театральному всплескивала руками и причитала о благе нравоучительного насилия в мелкофизических формах проявления.
    Калоед младший все больше возбуждался, махал руками и употреблял много непонятных слов для своих собеседников. Вскоре под дедушкой Палычем от умиления на полу образовалась лужа мочеватого цвета, а сам он расплылся в претенциозно беззубой улыбке.
    Когда воздух посинел от сквернословий и вздохов, зад Сан Саныча почувствовал ностальгию по своему унитазу и учтиво распрощался. Шел домой вяло, оттягивая развязку. Назавтра нужно было что-то придумать о причине отсутствия на работе, но в голову ничего не лезло. Раза три пришлось обойти свой квартал, после чего в кармане отыскался ключ.
    - Ну, так и быть, прощаю все, – вслух сказал Калоед, вваливаясь в квартиру.