Поликарп Тимофеевич проснулся оттого, что услышал звон колоколов к заутрене. Быстренько прочитав «Отче наш» и как следует потянувшись, он выполз из постели, наспех оделся и пошел в церковь. Сам храм находился в каких-то трехстах метрах от жилища Поликарпа Тимофеевича, чем он был весьма доволен.
    Зайдя внутрь? Поликарп Тимофеевич повстречал мужичка из соседнего дома, с которым он частенько вел беседы на душеполезнейшие темы и по крупным праздникам, бывало, выпивал.
    Мужичок этот был годов под сорок, то есть на десять лет моложе Поликарпа Тимофеевича и на водосвятных молебнах с особым рвением таскал ведра с водой.
    При виде Поликарпа Тимофеевича у Семена Игнатьевича (так звали водоноса) на лице затеплилась кривенькая улыбочка.
- С воскресным днем Вас, Поликарп Тимофеевич, - произнес он, слегка поклонившись.
- С праздником, - довольно ответил тот.
- А зря Вас вчера на вечерней службе не было, - ухмыльнулся Семен Игнатьевич. - Многое потеряли.
- Да я, вот, на огороде был, - перепуганно выпалил Поликарп Тимофеевич. И тут же вспомнил, что вторая стопка распиваемого им вчера самогона пошла плохо.
- Сучья пилил, перекапывал грядки, хлопот много было, одним словом. А что случилось?
- Да вот, палку к нам чудотворную привозили на поклонение, - не без удовольствия растягивая слова, начал изъясняться Семен Игнатьевич.
- Весьма достойная палка, я Вам скажу! Ею в одном монастыре из людей бесов изгоняли. Много выгнали лукавых. Мне батюшка даже приложиться разрешил!
- Экая невидаль, - воскликнул Поликарп Тимофеевич. – Подумаешь, палкой бесов изгоняли! Человек красит палку, а не палка человека!
- Не скажите, Поликарп Тимофеевич, тут кому дано было, так они и сияние, исходившее от палки узрели, а вот я даже благоухание почувствовал, когда прикладывался!
    И улыбочка на лице Семена Игнатьевича стала еще кривее.Тут священник начал копить паству водичкой и Семен Игнатьевич, не договорив, рванул в гущу народа.
- Осторожно, у меня самогон тут, - только успел гневно рявкнуть какой-то коренастый дед, держа над головой трехлитровую банку с мутно-прозрачной жидкостью.
    Поликарп Тимофеевич к водосвятным молебнам относился по философски. На Крещение он насвятил для себя сорокалитровый бидон воды и еще не весь его израсходовал. Теперь он стоял отягощенный думами как бы это в отместку Семену Игнатьевичу какой нибудь подвиг духовный совершить. Сначала было захотел натромбовать брюхо мяском и хорошенько бухануть, а потом по-быстряку исповедаться, но спохватившись, что это будет горячка, решил попозже придумать что-нибудь поизысканнее.
    Через минуту довольный сосед, растирая воду по лицу, вынырнул из кучки бабок и продолжил.
- Вы, вот, теперь раз так нагрешили, хоть десяточку на нужды храма пожертвуйте. Дачка то ведь дачка, но в Великий Пост нужно бдеть и на службы ходить!
- Да я… да вот,- не знал что ответить Поликарп Тимофеевич. Семен Игнатьевич продолжал.
- А я ж говорю, батюшка достойным даже приложиться разрешил. Вы ж на литургию остаетесь? Я, пожалуй, нет, и так причащался и соборовался на прошлой неделе. Будьте здоровы!
    И Семен Игнатьевич поспешил на рынок за продуктами. На литургии у Поликарпа Тимофеевича роились в голове мысли и бесы, а дождавшись ее завершения и подробно расспросив у бабок где стояла палка, Поликарп Тимофеевич благочестиво, на карачках, подполз к тому месту и тщательно его облобызал.
    И приснились ему ночью летающие малаксы на палках, что было воспринято как благоприятный знак свыше.
    А вот Семена Игнатьевича Поликарп Тимофеевич все же проучил. Этим же летом он раздобыл образ Святого Великомученика и Целителя Пантелеймона с частицей чудотворного древа, выращенного на Святой Горе Афон в Русском Свято-Пантелеймоновском монастыре из косточки оливкового древа, на котором был усечен Великомученик!